* * *

Ранним утром следующего дня частный предприниматель Хлопушин П.В., 1956 года рождения, москвич, был расстрелян из двух автоматов израильского производства в тот момент, когда снимал замок со своего гаража. Несмотря на то что вокруг было довольно оживленное движение, убийцы беспрепятственно скрылись.

* * *

…В Дубаях Иван окончательно пришел в себя.

Голова не кружилась, и тошнота начисто прошла.

Да и мало ли было в его биографии таких ударов!

Алию он не забыл. Беспокоился, рвался обратно в Москву, пока Сергей не разозлился:

— Мы отдыхаем или нет?

— Отдыхаем, — отмахнулся Иван. — Только отдыхай не отдыхай, а машину я хочу найти.

— Приедем — поищем.

— Может, уже нашлась. Я позвоню матери.

Он позвонил ей с улицы, из автомата. Говорил минут десять и вернулся в тайский ресторанчик, где они с Сергеем обедали, с посеревшим лицом.

— Как дома? — приветствовал его Сергей, с трудом отрываясь от даров моря.

— Плохо. — Иван огляделся, но вокруг их столика русских туристов не наблюдалось. И все равно он понизил голос:

— Машина нашлась.

— Поздравить можно?

— Не стоит. Машина была возле метро «Автозаводская». Стекло разбито, магнитолу утащили, все поснимали, вплоть до ковриков. Ну, вообще все.

— Думаешь — она?

— Зачем ей коврики и «дворники»? Скорее, уличная шпана потрудилась. А она просто бросила там тачку и ушла.

— Ну, и фиг с ним, со стеклом, — утешал его Сергей. — Новое поставишь. Магнитолу жалко, но уж как-нибудь на новую разоришься. Долларов за шестьдесят купишь спокойно. Хотя бы и здесь!

Главное — машина цела.

— Лучше бы она сгорела, — убито ответил Иван. — С плеч долой!

— Что ты болтаешь?

— К матери милиция приходила. Участковый и с ним еще какой-то тип. Спрашивали, где я, как меня найти. Мать, ясно, не знала. Я же ей не сообщаю, где живу. Это ментам не понравилось. Велели сразу, как я появлюсь, сообщить. Взяли координаты всей родни.

— А что они заявились? — Сергей тоже огляделся по сторонам. — Против нас ничего нет.

— Есть. Машина.

— Твоя, что ли?

— Да. Менты ее и нашли. Держись за стол, не падай! История простая. Предположительно из моей машины стреляли в одного типа. Мужик этот на телевидении работал, мать мне сказала где, но я уже не слушал. Понял? Заказное убийство — явное! И его сделали из моей «девяточки».

Помолчав, он добавил:

— Я должен найти Алию. Мы летим домой. Я завтра же. Ты — через день. И там мы не встречаемся. Ты меня понял?

Сергей поник:

— Я говорил, что эта поганка устроит веселую жизнь… Пока дело не кончится, работать мы не будем. А дальше что? За тобой теперь будут присматривать…

— Там видно будет.

* * *

…А на другое утро Иван, впервые за последний год, явился домой. Ключей у него давно уже не было. Он нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока мать не открыла.

— Ванюша, ты?! — Она почему-то испугалась, увидев его.

— Привет, мам. — Он суеверно переступил порог с правой ноги и чмокнул мать в жирную от ночного крема щеку. — Ой! Чем это ты мажешься?

— Заходи, заходи… — Мать суетливо запирала дверь, прикладывала ладонь к губам, пугливо разглядывала сына. — Ты все-таки приехал… Есть будешь?

— Буду. — т Иван чувствовал себя неловко в тесной прихожей. Ему почему-то казалось, что квартира стала меньше, чем была. Мебель какая-то неузнаваемая, и неприветливо смотрит большое зеркало на стене… И мать другая. Морщинистая, сутулая… Старая.

— Яичницу? — спрашивала та, все еще не сводя с него испуганных глаз.

— С помидорами, мам?

— Сделаю. С помидорами, со свеженькими…

Как ты любил…

Глаза у нее налились влагой, а он сердито поправил:

— И до сих пор люблю. Не говори про меня, как про покойника.

— Это я так, прости… Давно тебя здесь не было.

Я уже забыла, когда…

— Вот пришел же!

Мать гремела посудой, открывала воду, хлопала дверцей холодильника. Суетилась без толку, нервничала, все у нее валилось из рук. Она делала завтрак, а он, стоя у окна в тесной кухне, рассматривал двор, откинув занавеску. Знакомый двор, большой. Раньше напротив не было ничего, кроме пустыря. На этом пустыре они пацанами жгли костры, гоняли мяч, курили, присев на корточки и озираясь, не идет ли кто из взрослых…

Хорошо тогда было, свободно. А теперь там стоят два новых высотных дома. Прежние дружки — где теперь они? Домовой, Ваньтяй, Косой? Теперь им всем за тридцать, здоровые мужики, женатые, наверное… И тополя во дворе подросли. А за углом его школа — желтая, облезшая. Вон виднеется ограда.

— Садись, кушай! — позвала его мать. — Только руки вымой.

Он усмехнулся:

— Ну, я же не маленький. Да, мам, я тебе привез кое-что, может, надо?

Он сбегал в коридор, расстегнул дорожную сумку, с трудом достал оттуда пухлый черный пакет.

Резко запахло свежевыделанной овчиной.

— Дубленка, — пояснил он. — Ма, иди сюда. Погляди, примерь.

Но мать не обрадовалась, не стала благодарить.

Она стояла на пороге кухни, бессильно опустив руки, глядя сквозь сына.

— Мам, ну ты что? — обиделся он. — В конце концов, могу я тебе что-то подарить?

— Ты мне часто что-нибудь дарил, — как-то безрадостно ответила она. — Никогда меня не забывал. Деньги приносил. Подарки привозил. Ванечка…

— Ну что?!

— Я всегда хотела спросить… Можно?

— Ну?! — Он раздраженно выпрямился, дубленка очень мешала.

— Ты… Кто?

— Тьфу ты! — разозлился он. — Человек я, мам! Твой сын! Чэго тебе еще надо?! А?! Другая бы мать радовалась, ну, я не знаю — хоть бы спасибо сказала!

— Да я благодарна тебе, Ванюш, но…

— Чего — но?! Ну, чего ты все усложняешь?!

Работаю я, понятно?! Ра-бо-таю!

Раньше у них тоже бывали такие объяснения.

Мать никак не могла понять, откуда у ее сына деньги, чтобы менять машины, снимать квартиры, дарить ей подарки… Она пыталась задавать вопросы, но Иван всегда уходил от прямых ответов. Стоило ему повысить голос — и она сникала, отступала, и сцены кончались сами собой. Но теперь она не собиралась сдаваться:

— А кем ты работаешь? Кто ты по профессии?

— Мам! — поразился Иван. — Мне вот-вот тридцать стукнет! Работаю, зарабатываю! Тебе не все равно?

— Как мне может быть все равно?! — Мать задохнулась от волнения. — Когда ты ушел из школы после восьмого класса, мне не было все равно!

Когда ты попал в ту компанию, я тебя оттуда вытаскивала! Я тебя искала вечером на каких-то пустырях! Я в милицию бегала! Я…

Иван фальшиво поклонился ей в ноги:

— Спасибо! Спасибо, мам! За милицию спасибо! Вот спасибо, так спасибо!

Но она не слушала:

— Потом… Когда ты не желал работать… Появились какие-то ужасные девицы. Не могу забыть ту, белую, из овощного магазина… Испитая! Матерщинница жуткая! Лицо дегенератки! А тебе почему-то нравились именно такие! Нормальные девочки тебя не интересовали!

— Ма, это смешно! Я уже и не помню, о ком ты говоришь? Белая из овощного?

— От тебя пахло спиртным! — Та уже плакала. — Я хотела умереть, понимаешь? Умереть хотела! Я даже поехала к твоему отцу! Просила, чтобы он приехал, поговорил! Хоть как-то повлиял!

Вспомнил, что у него есть сын! А он отказался — ему, видите ли, некогда!

Иван в сердцах бросил на пол дубленку;

— Ты к нему ходила?! Нет, правда?! Ты что, мам?! Зачем?!

— А ты не знал… А что ты вообще обо мне знал?!

Что ты хотел знать?! — Мать вдруг стала сползать на пол вдоль косяка, закрыв лицо мокрыми от слез руками. Она уже не говорила, только тихонько подвывала. Иван подхватил ее, поднял. Такая легонькая! Отвел в комнату, уложил на постель. Но та сразу села и яростно продолжала:

— Когда он нас бросил, мне предлагали снова выйти замуж! И не один раз предлагали! Разве ты это знал?!

Иван мрачно посмотрел на нее.

— Но я тебе даже не говорила! Я ведь даже не посоветовалась с тобой, как мне быть — принять предложение или нет? Я не хотела давать тебе отчима! Я не хотела, чтобы тебя кто-то сломал… Ты был такой трудный мальчик, такой сложный… На всех огрызался, как волчонок… Все держал в себе!